Глава 2: Адаптация

19 марта – 20 марта

Первая ночь подошла к концу, так и не став темнотой. Для меня рассвет наступил в тот момент, когда сквозь высокие, запылённые окна заброшенного колледжа хлынул первый луч солнца. Он не принёс тепла — лишь новую, ослепляющую боль.

Я вскрикнула, отшатнувшись вглубь зала, в тень, которая теперь казалась единственным безопасным местом. Кожа заныла тупым, предупреждающим ожогом, а в глазах, даже прикрытых веками, плясали кроваво-красные пятна.

— Первый раз видишь ультрафиолет, анорексичный цыплёнок? — раздался саркастичный голос Сильвии.

Она стояла в нескольких метрах, прислонившись к стене, и доедала что-то, напоминающее батончик из армейского пайка. На ней были те же тёмные очки, что и вчера.

— Солнце тебя не испепелит, если не будешь под ним загорать. Но глаза сожжёт в первые пять минут. И голова заболит так, что будешь мечтать о вчерашнем укусе.

Я молча кивнула, всё ещё не в силах разговаривать. Голос Сильвии по-прежнему бил по слуху, как молоток, а запах её батончика — что-то шоколадное и синтетическое — заставлял сжиматься пустой желудок.

День прошёл в оцепенении. Я сидела на своём матрасе, вжавшись в стену, и пыталась не двигаться. Каждый звук был громоподобен: Кармен, напевающая испанскую песню на другом конце зала; Юн, листающая ленту в соцсетях с минимальной громкостью, которая для меня была как рёв стадиона; даже тихое, размеренное дыхание Лады, которая сидела неподвижно, как сфинкс, и чистила какой-то старый, изогнутый клинок.

Элиза не появлялась. Сильвия, на мой тихий вопрос, буркнула, что «королева отоспается до заката, а тебе, новорождённая, лучше бы тоже поспать, а не раскисать».

Но как можно спать, когда твоё тело стало вражеской территорией? Я чувствовала, как по венам бегут мурашки холода, как обострилось зрение, выхватывая каждую трещинку на потолке. Я видела паука, ткущего паутину в углу, с такой чёткостью, будто смотрела в микроскоп. А голод… Голод был самым ужасным. Это была не привычная пустота в желудке, а глубокая, сводящая с ума жажда, которая разгоралась каждый раз, когда кто-то из девушек проходил мимо. От них пахло жизнью, мощью и… медью.

Ближе к вечеру я не выдержала и снова потянулась к той самой бутылке, которую отшвырнула ночью. Лада, словно тень, возникла рядом и молча вложила её мне в руку. Её ледяные пальцы ненадолго сомкнулись на моей ладони — короткое, безмолвное «держись».

Я зажмурилась и сделала глоток. Это не было похоже на еду. Это был взрыв — железа, соли, чужой, чудовищной энергии. Мой организм, уже не человеческий, отозвался на него судорожной дрожью облегчения. Силы вернулись, но вместе с ними пришло и окончательное понимание: обратного пути нет.

С наступлением темноты в укрытии ожило движение. Проснулась Элиза. Она вышла из своей комнаты-убежища в том же детском обличье, бледная и хмурая. Её багровый взгляд скользнул по мне, задержался на бутылке в моей руке, и она ничего не сказала, пройдя мимо, будто я была пустым местом. Эта холодность резала больнее, чем её клыки.

Кармен и Юн куда-то ушли, сменив домашнюю одежду на уличную. Лада исчезла в тени, как и появилась. Остались только я, Сильвия и призрак Элизы, блуждающий по заброшенным коридорам.

Сильвия расчехлила свой ноутбук, подключив его к какому-то портативному павер банку. Экран был затемнён до минимума, но для меня он светил, как прожектор.

— Чего уставилась? — бросила она, не отрываясь от клавиатуры. — Думала, вампиры только на кладбищах живут и в гробах спят? Устарели твои данные. Орден не дремлет. А чтобы скрываться, нужно быть на шаг впереди. Мониторю их частоты, слухи, отчёты ментов о «странных нападениях».

Я молча наблюдала, как её пальцы летают по клавишам. В её позе, в её собранности была какая-то успокаивающая нормальность. Рутина выживания.

— Они… они ищут нас? — тихо спросила я.

— Меня — по долгу службы. Тебя — потому что ты «грязный обращённый». Непруха по ихнему уставу, — она усмехнулась. — Для них ты как бешеный щенок, которого нужно пристрелить, пока не начал кусаться.

От её слов стало холодно. Я прижала колени к груди.

— А я… я опасна?

Сильвия на секунду оторвалась от экрана и посмотрела на меня поверх очков. Её янтарные глаза были серьёзны.

— Пока нет. Ты тряпка. Но инстинкты — штука мощная. Можешь кого-нибудь разорвать, если голод затуманит разум. Или если испугаешься. Поэтому, — она резко встала, — хватит ныть. Вставай.

— Куда?

— Урок выживания номер один. Контроль.

Она повела меня по тёмным коридорам, в глубь здания, в бывший спортивный зал. Полусгнившие маты, разбитые баскетбольные щиты. Здесь пахло пылью и смертью — в углу лежал скелет голубя, давно покинувший этот мир.

— Всё, что ты чувствуешь, обострилось. Зрение, слух, нюх. Твоя задача — не подавиться этим, а научиться фильтровать. Закрой глаза.

Я послушалась. Мир превратился в какофонию звуков и запахов.

— Слышишь, как скрипит моя куртка? Слышишь, как ветер за окном гуляет в трубах? Слышишь, как мышь под полом грызёт проводку? Выбери один звук. Только один. Сконцентрируйся.

Это было невыносимо трудно. Звуки накатывали волной. Но я стиснула зубы и попыталась. Сначала выбрала скрип куртки Сильвии. Потом переключилась на ветер. Мир вокруг будто сузился, стал управляемее.

— Неплохо для мешка с костями, — в её голосе впервые прозвучало нечто, отдалённо напоминающее одобрение. — Теперь нюх. Чем пахнет этот зал?

— Пыль… плесень… смерть… тобой, — выпалила я.

— А чем пахну я? — спросила Сильвия, подходя ближе.

Я втянула воздух. От неё пахло сталью, кожей, чем-то горьким, как полынь, и слабым, едва уловимым ароматом мыла. Ни капли крови. Ни капли человеческого.

— Оружием, — сказала я. — И… одиночеством.

Она фыркнула, но не стала опровергать.

— Запомни этот запах. Запомни запах каждой из нас. И запомни запах человеческой крови. Он будет манить, как самый сильный в мире наркотик. Твоя задача — не поддаться. Мы пьём из банок, как инвалиды, потому что охота — это риск. Один неверный шаг, и Орден найдёт нас. А с ним шутки плохи.

Мы провели в зале ещё час. Она заставляла меня прислушиваться, принюхиваться, учиться отличать шаги Кармен за стеной от шагов Юн. Это было изматывающе, но впервые за эти сутки у меня появилось чувство, что я могу хоть что-то контролировать в этом новом аду.

Когда мы вернулись в главный зал, было уже за полночь. Элиза сидела на подоконнике, свесив ноги, и смотрела на луну. Она не обернулась.

Сильвия плюхнулась на свой спальный мешок и снова уткнулась в ноутбук.

— Ладно, на сегодня хватит. Не умрёшь. Пока что.

Я села на свой матрас напротив. Дрожь в руках почти утихла. Голод отступил. Ад продолжался, но его границы стали чуть более чёткими.

— Сильвия?

— Что ещё?

— Спасибо.

Она ничего не ответила, лишь чуть заметно кивнула, не отрывая взгляда от экрана. Но в её молчании я почувствовала не привычную колючую броню, а нечто иное. Возможно, начало странного, хрупкого перемирия между «неудачным экспериментом» и воительницей, которая, вопреки всему, потратила свой вечер, чтобы эта «неудача» не сгорела в собственном страхе.

Рассвет 20 марта был уже не таким страшным. Я сидела в тени, глядя, как солнечный луч медленно ползёт по полу, и не отворачивалась. Я училась. Адаптировалась.